Негрский старорус[СИ] - Сергей Шведов

— Я в жизни ни разу даже собаки не заводил, чтобы меня никто ничем не связывал.

— Тогда вот держи сто долларов, я у тебя ее перекупаю.

— Сто — слишком много. Я заплатил семьдесят пять.

— Бери сто!

— Не возьму лишнего, это мой принцип!

— У меня тоже принципы есть!

Лопсяк выругался по–русски и оттащил старика с девчонкой от самолета:

— Я покупаю ее. Через недельку прилечу к ней на месяц в отпуск. Вот тебе еще деньги, построй ей отдельную хижину. Я буду с ней там жить. Все понял?

Старик из благодарности долго тряс руку Лопсяка обеими ладонями.

5

Девчушку старик представил Лопсяку как Малавила, но имя Малаша больше бы ей подошло, как ему показалось.

Капитан Кромасс к его затее отнесся равнодушно, но на месяц отпуска согласился. Лопсяк не первый, кто обзавелся походной женой, экая невидаль. К сообщению о ее происхождении от белых родителей Кромасс отнесся скептически — просто необычно светлая мулатка с редким цветом волос и глаз. Мало их таких, светленьких от его наемников негритянки по деревням нагуляли?

Лопсяк приехал к Малаше на фургоне, груженном всякой домашней рухлядью, какую ему удалось достать у белых фермеров в этой глухомани. Две недели он обустраивал свое «семейное» гнездышко, построенное далеко в стороне от других домов, на третью его походная жена сбежала в родную хижину.

Староста–старик избил ее на площади бамбуковой палкой, чтобы другие видели, чтó женщине полагается за непослушание, и, связанную, снова затащил в бунгало Лопсяка.

В деревне только староста довольно сносно говорил по–португальски. Малаша с трудом подбирала слова:

— Не хочу дом! Боюсь белый человек!

— Ты сама белая, Малаша, глянь–ка в зеркало, — увещевал ее «новобрачный».

Малаша с явным сожалением трогала свои светло–русые дреды и только вздыхала — ей с самого детства приходилось терпеть насмешки за цвет и форму волос и кожи.

— Не хочу учиться писать… не хочу читать…Не могу носить белье, мне жарко…Больно ногам ходить в туфлях… Женщины из деревни смеяться будут…

— Ты должна одеваться, как белая женщина.

— Я буду рожать тебе детей. Буду кушать варить. Буду любить. Ты — мой хозяин. Но ходить хочу, в чем хочу. Жить хочу, как хочу

Малаша выбросила коврики и посуду, натащила в домик соломенных циновок, кувшинов из тыквы и каких–то линялых тряпок. Принесла даже деревянную ступу, в которой африканские женщины толкут зерно.

Целыми днями она просиживала на корточках с кумушками во дворе, причем они не прятались в тени, а всегда торчали на солнцепеке. Лопсяк устроил настоящий европейский надворный туалет с настоящим унитазом. Но Малаше это строение казалось ловушкой для зверей. По большому или малому делу тут и женщины, и дети, и мужчины усаживались рядом чуть ли не посреди дороги, а вместо туалетной бумаги использовали придорожную пыль.

Несмотря на полудетский возраст, Малашу уже невозможно было переучить, тем более она сама учиться чему–то чужому отказывалась наотрез. Лопсяк со временем махнул рукой на это все. Как бы там ни было, но паренек из Гомельской области пусть даже в Африке, но все–таки обзавелся женой и домом. Хотя сбылось совсем не так, как он это себе воображал в прошлом, но на безрыбье и рак рыба.

После отпуска Лопсяк не упускал возможности при первом удобном случае наведаться «домой». После этих побывок пошли рождаться дети. Малаша с годами и родами набирала дородства и раздавалась вширь. Лопсяку все–таки удалось добиться, чтобы она не трясла голыми сиськами, как остальные, а заматывалась в пестрые французские ткани, которые в Лионе ткут специально для африканок. Со временем ей это понравилось, и она даже научилась шить на ручной машинке.

Гордо шествовала по утрам царственными пятками по дорожной пыли на базарчик с корзиной на голове и оравой босоногих ребятишек позади нее, правда, уже одетых в европейские маечки, шорты или юбки, а не голопузых.

У нее, на удивление для всей деревни, ни один ребенок не умер в младенчестве от кровавых поносов. Про Малашу начали шептаться, что она — колдунья, знает заговорные слова и говорит с духами. Весь «секрет» колдовства был в том, что Лопсяк заставил–таки ее мыть руки с мылом и пользоваться туалетом. Со временем он стал отцом троих мальчишек и пяти девочек. И все росли здоровыми и крепкими. Почти никто из них не говорил по–португальски, и в свои редкие приезды Лопсяк общался с детьми все больше при помощи жестов. Местный язык малави ему некогда было учить.

Малашу с каждым годом все больше уважали в деревне за невиданное богатство, а то и побаивались за ее колдовство. Богатство заключалось в наборе посуды из нержавейки, а колдовство — в отсутствии глистов и вшей у ее детей. Провинциальные чиновники никогда не проезжали мимо ее дома, чтобы не выпить у нее чашечку кофе, а перед самым побегом Лопсяка из Мадагаскара Малаша заняла место умершего вождя–старосты, потому что была первая богачка на деревне и все–таки научилась у Лопсяка сносно читать и кое–как писать по–португальски. Главное, что новое положение в деревенском обществе заставило ее послать старших ребят в школу–интернат за двадцать километров от деревни, чему Лопсяк не мог нарадоваться.

Но это все случилится через несколько лет, а пока в семейной жизни Лопсяка наметились отрадные перемены.

6

Национально–освободительное кипение африканских народов и племен уже прошло, но политическое неустройство поднялось до критической отметки. Работы у наемников Кромасса только все прибавлялось. Работы кровавой и грязной. Теперь капитан нуждался в мясниках, надобность в толковых командирах отпала. Лопсяка все реже использовали в тайных операциях наемников, все чаще отпускали на побывку к Малаше, а потом и вообще вызывали только на редкие спецоперации по заказу отдельных политических лидеров из местных. Обычно это были заказные убийства и теракты местного значения.

Лопсяку уже накатывало под сорокатник, он всерьез подумывал, не жениться ли ему официально на Малаше и не осесть ли фермером в деревне. Купить кофейную плантацию, деньги у него в то время уже были немалые, по местным понятиям. Подрастали дети — готовые помошники.

К тому же Малаша оказалась, на удивление, не только прижимистой и умелой хозяйкой, но и весьма подходящей женой. Ему нравилось в африканских женщинах, что они не играли во влюбленность, которую белая красавица лелеет в своих сокровенных фантазиях даже до той закатной поры, когда ни один дантист не сможет приукрасить беззубый рот и ни один косметолог не возьмется выводить глубокие, как ущелья, морщины. Интимная жизнь африканки проста и естественна. Ей не нужно читать стихи, целовать руку и дарить букеты. А белокожая блондинка Малаша была настоящей чернокожей африканкой по воспитанию и духу.

Рухнула социалистическая империя в Восточной Европе, вслед за ней был разгромлен Советский Союз. Армия, которой присягал Лопсяк, больше не существовала. Теперь до него дома никому нет дела. Да и где его дом на лоскутном одеяле СНГ, наскоро сшитом из единого Союза? Редкие газеты, которые доходили до него в джунглях, наперебой писали о грандиозных победах России, Белоруссии и Украины на пути перехода к долгожданному капитализму. Радиоголоса почти перестали вещать на коротких волнах. Хотелось бы своими глазами взглянуть, что стряслось с Родиной. Неужели полный и окончательный разгром русских?

Лопсяк зашил в холщовый пояс десять тысяч долларов, остальные деньги оставил Малаше на хозяйство. Запасся сухарями, консервами, сгущенкой и ждал подходящего случая.

Малаше он сказал, что может в любой момент исчезнуть, пусть она не пугается и не беспокоится о нем. Просто он хочет наведаться домой и попрощаться с родиной, а потом вернутся сюда навсегда. Жена восприняла все с непробиваемым спокойствием, будто он сказал, что хочет съездить поохотиться на антилоп.

— Как скажешь. Ты — мой хозяин!

7

Все складывалось как нельзя лучше. Лопсяка опять заманил на службу Кромасс. Власти приграничных стран все чаще беспокоили лагеря наемников карательными вылазками и бомбардировками. Контингент Кромасса поредел — вояки из армий разных стран, полууголовный сброд (настоящий уголовник с дисциплиной не уживется) дезертировали при любом удобном случае. Их не останавливали даже показательные расстрелы пойманных беглецов перед строем. Среди наемников носились шепотки, что сейчас в Европе можно куда больше заработать, чем в этой гиблой Африке.

На операции был вынужден вылетать и прыгать с парашютом сам капитан Кромасс. Тут однажды и сработал блестящий карабинчик, который когда–то подарил ему покойный Констраде — Бау.